Надежда Кожушаная - Разлука [=Зеркало для героя]

— Кино, что ли? — Сосед вытянул шею. — Полная программа! Там то, там се!..

Сергей стоял за ним, рассказывал ему в спину:

— На какой шахте работал? У меня батя тоже шахтер, кстати…

— Внимание! Мотор… Начали!

Щелкнула хлопушка, и полуторка, бликуя ветровым стеклом, подпрыгивая, покачиваясь на колдобинах, промчалась в меру своих сил метров двести пятьдесят и затормозила. Шофер и охранник с карабином вышли.

— Хорош! — крикнул оператор.

— Может, еще разок? — спросил рослый мужчина в кожаном пиджаке.

— Хорош!

— Пошли, — позвал Сергея сосед, — со двора лучше видно! В сорок девятом ограбили машину с зарплатой, точно на этом месте.

Они обошли разрушенное здание бывшего шахтоуправления рылись за ветхим полуразвалившимся забором. Пшеничный споткнулся о кусок проволоки, торчащей из земли, упал, упершись руками в землю. Встал, отряхнулся, посмеялся над собой.

Вдоль забора росли дикая полынь, конопля. В воздухе летала угольная пыль. За забором слышалось пыхтение какого-то мотора.

— Ух ты! — Сосед заглянул за забор. — Откопали!

Допотопный паровозик держал за собой несколько груженых вагонов и попыхивал. Рельсы под ним не были покрыты ржавчиной, а сияли гладким стальным блеском. Сергей смотрел…

…на целое, как будто только что отремонтированное, здание шахтоуправления, где висел свежий огромный портрет генералиссимуса. Мимо проехал милиционер в старой форме с красными погонами.

— Командир, ты не заблудился? — спросил сосед.

— Кто будете? — Милиционер остановил коня. — Артисты?

— Ага, из Голливуда, — сказал сосед. — Приехали к тебе за опытом.

— Откуда? — Милиционер дернул повод, повернул на них коня. — Документики есть?

— Я тебя сейчас выдерну и набью… одно место, — сказал сосед, — ковбой сопливый.

— Ты меня? — крикнул милиционер. Они отвернулись, пошли прочь.

— Ни с места! — крикнул милиционер. — Стрелять буду!

— А в следующий раз, — Пшеничный не выдержал, обернулся, — попрошу вести себя как представитель власти, а не как… — И не договорил, прыгнул в сторону, потому что…

…милиционер вытащил пистолет, и спустя мгновение трахнуло два выстрела.

На земле пропахало две борозды, раскидав мелкий щебень. Патроны были не холостые.

— Вернуться на шахту! — скомандовал милиционер. — Вперед! — И поехал за ними, напряженный.

Возле деревянной коновязи, пока милиционер заматывал повод, подождали, потом вошли в здание.

В большом помещении первого этажа было пусто и гулко. Женщина богатырского роста в шахтерской робе подпирала стену у окошка с надписью «Касса». Увидев милиционера, оживилась:

— Деньги привезли!

— Ты почему не на собрании, теть Дусь?

Милиционер ввел задержанных в пустую комнату. Женщина что-то прокричала им в спину про детей, непутевого мужа и окаянную жизнь.

— Документы. Вытряхнуть все из карманов. — Снял фуражку, кинул ее на стол. Затылок и виски щетинились. — Считаю вас подозрительными личностями, а если будете сопротивляться, продырявлю вам башки. Если вы простые люди, вас отпустят. Если американские шпионы, вам крупно повезло: я в разведроте служил, на первом Белорусском.

— Шизоид, — сказал сосед. — Ты хоть не хватайся за свою ДУРУ, там же боевые патроны.

Они выложили на застеленную газетой столешницу рядом с черным телефоном деньги, ключи, сигареты. На газете была проставлена дата: 8 мая 1949 года. Газета была свеженькая, новенькая. Милиционер ухватился за деньги, повернул бумажку к свету, настороженно скользнул взглядом по задержанным, оценивая их движения, весело прищурился…

— Денежки-то не наши. И курево заграничное. За дураков нас считали, не могли замаскироваться получше? К стене! Руки за голову! — Снял трубку телефона. — Рябенко. Два двенадцать. Жду.

— Ну все, поигрались? — Сосед устал держать руки над головой.

— Стоять! — крикнул милиционер.

За дверью зашумели. Послышался подъезжающий грузовик. Милиционер подошел к окну:

— Деньги привезли… — Раздались два выстрела, потом еще три.

— О, вот и бандиты! — обрадовался сосед. — Все-таки кино. Милиционер растерянно поглядел на них, кинулся вон из комнаты.

На улице стали стрелять. Сергей шмыгнул к полуотворенной двери. Никакой киногруппы во дворе не было. Толпа окружала что-то лежащее на земле. Сквозь брань и проклятия доносилось: «Шофера! И охранника! Скоты! Скоты…» и «Рябенко!»

Мимо Пшеничного пронесли убитых: охранника, шофера и милиционера, который задержал их.

Они прошли-пробежали мимо пенистого потока шахтных вод и вышли к трамвайной линии. И не узнали город.

Поля, огороды, какие-то хуторки. По откосу террикона ползет вверх вагонетка, груженная углем. Вертится колесо на главном подъеме.

Из проулка выехали грузовики с людьми в серо-зеленых мундирах. Возле кабины за дощатой перегородкой стояли автоматчики: везли пленных немцев. Немцы были веселы, переговаривались. Один из них запел, не сдержавшись, оборвал. Засмеялся…

— Гитлер капут!..

Слепой с баяном, шедший по тротуару, дернулся на звук немецкой речи, остановился, резко развернувшись вслед грузовикам.

— Идем! — толкнула его в спину шедшая с ним девушка. — Иди!

Вместо многоэтажек и планетария тянулись поля с кукурузой.

— Ну? — спросил Пшеничный.

— Гну, — сказал сосед.

Они стояли у проволоки, о которую споткнулся Сергей, и пытались «вернуться обратно». Было уже темно, тихо.

— Я шел слева, и ты споткнулся! И упал! И он подъехал!

— Он раньше! — кричал Пшеничный.

— Не ори! — Сосед обернулся, не видит ли их кто. — Пошли. Они повторили свой проход мимо проволоки, Сергей «споткнулся», попытался упасть, упал. Оглянулись на город — ничего не менялось.

— Может, надо повторить в другой раз, но в такое же время? — подумал Сергей вслух.

— Сейчас, — сосед тоже думал напряженно, — задом пошли. Как в обратной съемке, как в кино. Ляг сначала, как будто упал!..

Сергей лег, поднялся, пошел задом, переступил проволоку — ничего не изменилось…

Они устроились в сарае на окраине поселка.

Сергей стоял возле пролома и смотрел на горящие внизу огни.

— На газете был сорок девятый год. Бред. — Пожал плечами. — Что у нас было в сорок девятом? Атомную бомбу изобрели. Наши. А когда? До или после мая? Ладно, бомба есть. Донбасс — когда начали восстанавливать?

— В сорок третьем. Отец рассказывал: они с матерью изоляторы в развалинах собирали.

— Значит, Донбасс у нас на ходу. Образование ГДР, по-моему… И я родился! Я же в сорок девятом и родился!

Помолчали.

Сергей всмотрелся в родной неузнаваемый город и опять раздраженно пожал плечами:

— Но это же быть такого не может!

— Может! — неожиданно решил сосед. — Мне, когда срок дали, тоже не верилось. Оказалось, действительно. Очень похожее ощущение. — Подал руку. — Немчинов. Андрей Иванович.

— Давид Тухманов, — сказал Сергей, усмехнулся. — Пшеничный. Сергей.

Пожали руки друг другу.

— Тебя искать не будут? — спросил Пшеничный.

— Нет.

— А мне жена должна звонить.

Сергей подошел к дому, где несколько часов назад слушал роман, написанный отцом. Окна горели, слышались звуки радио. Он открыл калитку, вытащил ключи, и во дворе неожиданно залаяла собака, он вздрогнул от неожиданности.

— Кирилл? — На пороге дома появилась женщина.

— Нет. Здравствуйте.

— Идите. — Женщина придержала собаку, ждала Сергей подошел ближе. Это была его мать, совсем молоденькая, беременная, с доверчивым открытым лицом. Смотрела счастливо. Сергей спрятал ключи в карман, собака неожиданно завизжала на его движение, поджала хвост, легла.

— Она стреляная, — объяснила женщина, — фашисты уезжали, стреляли. Теперь руку в карман засунешь, боится, думает, за оружием. А вы кто? У вас такое лицо знакомое. И голос. Вы на испытательной станции в Сталинске-Кузнецком не работали?

— Нет, — выдавил Сергей, — я из Москвы.

— А Кирилл уехал в райцентр кадров просить. Стране нужен уголь, а людей нет. У нас даже многие женщины работают, даже замужние. На работу ходят, а дети зачуханные! — Посмеялась. — А вы не инженер?.. Жалко. Инженеры у нас на особом счету. У них и общежитие отдельное… А Кирилл обязательно приедет. Услышит, что кассу ограбили, забоится за нас. — Мельком глянула на свой живот, застеснялась. — Страшно, конечно, троих убили… Вы, наверно, с Юго-Западного знакомы?

Сергею вдруг стало дурно оттого, что все происходящее было реальностью. Он пошел к калитке.